По платформе, звеня шпорами и громко разговаривая сердитыми голосами, быстро прошли два офицера. На левом рукаве у каждого из них был изображен череп с костями.
— Чего столпились? А ну, становись! Разберись в две шеренги! — закричал вахмистр, тот самый усатый человек, что выгонял из вагона. — Кому говорю, дура! — напустился он на толстую бабу в платке, которая металась размахивая руками и не находя себе места; — Встань здесь и замри!
Пассажиры, зябко поеживаясь, неумело выстраивались. Вахмистр в сопровождении казаков обходил ряды, пытливо вглядываясь в испуганные, бледные лица и, тыча пальцем в грудь пассажирам, коротко приказывал:
— Выходи на правый фланг! И ты выходи! Эй, морда, кому говорю?.. Ковалев, веди их до сборного места да гляди дюжей, чтоб не убегли.
Рассветало. Накрапывал дождь. Вокруг поднимался сырой, осенний туман. Темные рваные тучи ползли в пасмурном небе. Сквозь серую муть постепенно протаивали очертания станции и черневшие за ней клены и липы. Холодный ветер порывами налетал из степи и гнал по платформе желтые листья.
У соседних вагонов шла проверка документов, слышались громкие голоса. Двое солдат с потными, красными лицами тащили под руки рослого мужчину в кожаной куртке. Мужчина — у него была в кровь разбита щека упирался и что-то гневно кричал.
— Достукался! — злорадно сказал кто-то позади Сашеньки.
Она оглянулась. Заросший по самые глаза человек, улыбаясь маленькими злобными глазками, весело смотрел на нее.
— Вы, барышня, не бойтесь, — сказал он, по-своему истолковав ее испуганный взгляд. — Вам нечего опасаться. — Он бегло оглядел отороченную мехом Сашенькину жакетку и высокие шнурованные желтые ботинки, плотно облегавшие ее полные стройные ноги. — Вас не тронут. А этому, что повели, веревочки не миновать.
У Сашеньки дрогнули брови.
— А вам что, от этого легче? — краснея, опросила она.
— А как же! Они ж меня по миру пустили, злодеи эти… А вам вроде жалко его? — рыжебородый с хитринкой выжидающе смотрел на нее.
Сашенька не успела ответить.
— Коммунисты, жиды и китайцы — вперед! — барской властностью сказал вблизи чей-то голос, и по тону, каким были сказаны эти слова, многим сразу стало понятно, что этот голос говаривал их уже не один раз.
_ Сашенька подняла голову. В нескольких шагах от нее стоял сотник Красавин с перевязанным глазом. Из-за. его плеча выглядывал вахмистр.
Толпа молчала. Пассажиры искоса переглядывались. Китайцев и евреев вроде и не было, а коммунистов — кто их знает! Поди сыщи чудака, чтоб добровольно сдался белогвардейцам.
Сотник иронически усмехнулся.
— Таковых не оказалось. Кхм… Ну что ж, господа, хуже будет, когда сами найдем, — произнес он угрожающе.
— Господин сотник, — зашептал вахмистр, — обратите ваше внимание, вон во втором ряду, черненький. Надо б его проверить.
— Проверь, — тихо сказал Красавин.
Вахмистр бросился в ряды и положил большую волосатую руку на плечо чернявого человека в четырехугольном пенсне,
— А ну, пройдемтесь, господин! — сказал он, выталкивая его из толпы.
— Куда? Зачем? Куда вы меня ведете? — беспокойно заговорил человек, пытаясь освободиться. — Я присяжный поверенный. Я предъявлю документы. Я…
— Иди, иди! Нечего тут! За водокачкой предъявишь. При народе-то срам!
Вахмистр крепко взял человека под руку и повел его из толпы.
— Потрудитесь предъявить документы, — сказал сотник Красавин.
Сашенька не сразу поняла, что обращаются к ней.
Красавин смотрел на нее сбоку и видел лишь ее тонкий профиль, но вот она повернула голову, и ему стало видно все ее лицо с пухлыми по-детски губами и вопросительно устремленными на него синими глазами.
— Да, да, Я вам говорю, — повторил он.
Сашенька, досадуя на себя за то, что покраснела, поспешно вынула из жакета кошелек, достала из него вчетверо сложенную бумажку и, развернув ее, молча подала офицеру.
— «Александра Ивановна Веретенникова», — вполголоса прочел сотник. Он дотронулся до козырька, звякнув шпорами. На его нагловато-красивом лице разлилось выражение доброжелательства. — Простите, это ваш отец был в Оренбурге городским головой? — спросил он, улыбаясь.
— Нет. Мой отец учитель, — ответила Сашенька.
— А-а-а… — разочарованно выговорил сотник, вдруг помрачнев. — Возьмите, — он протянул Сашеньке ее документы.
— Господин сотник! Извиняюсь за беспокойство… — суетливо заговорил человек с рыжей бородой, который жаловался Сашеньке, что его по миру пустили. Он молча растолкал пассажиров и пробрался вперед. — Вот привел бог!
— Кто такой? — коротко спросил Красавин, холодно взглянув на него.
— Купцы мы, господин сотник. В Оренбурге овсом торговали. «Колупаев и сыновья», лабаз. Разве не помните? А я вашего папашу господина Красавина вот как знал! Я и есть сам Колупаев. — Он пошарил за пазухой. — Документы пожалуйте.
— Очень хорошо-с, — сказал сотник Красавин. — А что вы хотите от меня, господин Колупаев? Только прошу короче, я тороплюсь.
— Во-первых, как вы наши освободители… а я сам как есть пострадавший и вообче… и, во-вторых, желаю с вами остаться, — проговорил купец, снимая шапку и прижимая ее к груди.
— Хорошо. Можете взять свои вещи… Омельченко, дай им казака.
Сотник внимательно оглядел стоявшую перед ним толпу. Его взгляд задержался на небритом человеке в солдатской шинели.
— А ты кто такой? А ну, выйди вперед! — приказал он.
Человек, прихрамывая, вышел из рядов и подошел к офицеру.
— Где шинель взял? Красноармеец?
— Шинель у меня от старой службы осталась, — нехотя сказал человек, отставляя правую ногу.
— Какого полка?
— Фанагорийского гренадерного имени фельдмаршала князя Суворова.
— Солдат?
— Так точно.
— Как же ты, мерзавец, стоишь? — бешено закричал Красавин. — Распустился в совдепии! Службу забыл!
Солдат неловко переступил с ноги на ногу.
Сотник поднял руку и коротко двинул его в подбородок. Солдат покачнулся и побледнел. Тонкая струйка крови потекла по краю дрожащих от негодования губ.
— Большевик?
— Какой я большевик? Я…
— Омельченко, взять! — крикнул Красавин подбежавшему вахмистру.
Вахмистр мигнул казакам.
— Пустите, я и так пойду, — хмуро сказал солдат схватившим его казакам. — Куда я на одной ноге убегу?
— Врет он, — недоверчиво протянул вахмистр.
— Да нет, и вправди нога вроде деревянная, — сказал пожилой казак, нагибаясь и ощупывая ноги солдата.
— Ладно, пустите его, — с досадой приказал сотник. Он вынул из кармана носовой платок и, брезгливо морщась, стал смахивать с шинели мелкие капельки крови.
— Господин сотник, господин полковник идут, — почтительно проговорил вахмистр, показывая в глубину платформы, откуда-торопливо шагал тучный человек в офицерской шинели.
— Ну, как дела, сотник? — спросил мягким баском полковник, подходя и оглядывая притихшую толпу круглыми, навыкате глазами.
— Человек двадцать выловили, господин полковник.
— Очень хорошо… Ну, кончайте скорей. Корпус подходит, и генерал будет недоволен задержкой.
Вдали послышался заливистый гудок паровоза и нараставший грохот. В густом облаке дыма на станцию влетел бронепоезд. Замелькали покрытые защитной броней вагоны с пушками и пулеметами в амбразурах. На вагонах большими белыми буквами было что-то написано. Сашенька успела прочесть: «На Москву». Прогремев мимо платформы, поезд остановился. Паровоз, набирая пары, задышал быстро и тяжело, как человек после долгого бега…
— Ах, доченька! — говорила Сашеньке подсевшая к ней старушка в очках, после того как оставшимся пассажирам было приказано возвратиться в вагоны. — Скажи, какие вредные люди!.. Надругались-то, поди, как?
Сашенька улыбнулась, собрав на переносье мелкие морщинки.
— Что вы, бабуся! Ну ни капельки, — храбро сказала она, тряхнув светлыми вьющимися волосами. — А вот за вас я напугалась, — кивнула она на сидевшего напротив безногого солдата.
Поезд неожиданно дернулся. Вдоль вагонов пробежал перезвон буферов.
— Ну, кажись, поехали, — сказал солдат. — Наконец-то!..
Он озабоченно прищурился, глядя в окно. Там, над белым фасадом вокзала, поднимался столб дыма.
— Гляди, что делают! А? Станцию запалили!.. Постой, а это что? — Он привстал и оторвал фанеру.
Сашенька поднялась и тоже взглянула в окно. По степи, задернутой на горизонте мглистой дымкой дождя, двигалась навстречу медленно ползущему поезду длинная черная лента. Извиваясь между холмами, она приближалась, росла. Теперь уже простым глазом было видно, как по степи в облаке пара сплошной колонной двигалась конница. Вдоль колонны пестрели околыши фуражек донских казаков. Их поджарые лошади с подвязанными в узел хвостами шли ходкой рысью. Впереди ехал осанистый генерал в серой папахе. На его смуглом горбоносом лице вились длинные усы с густыми подусниками. Ветер рвал и завертывал на седло полы шинели на красной подкладке. Под генералом, высоко выкидывая передние ноги, плавно вымахивал рысью светло-рыжий красавец жеребец с белыми бабками.
